Поцелуй смерти [Litres] - Лорел Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он протянул ко мне руку.
– Вот так просто, – спросила я, – и все станет хорошо?
– Не ручаюсь, но куда лучше, если ты не будешь там сидеть как на иголках, всегда готовая оправдываться, а просто я буду твоим любовником.
И он повел протянутой рукой в воздухе.
Я подошла ближе и взяла его за руку. Так мы и стояли, держась, и никто из нас не пытался подойти ближе. Стояли – он, прислонясь к двери, и я, подавляя желание притянуться к его руке, – и смотрели друг на друга.
Улыбка чуть увяла, и видно стало серьезное лицо. Радость еще осталась, как держится свет после заката, когда солнце ушло уже за горизонт, но понятно, что истинная ночь уже здесь – ночь, когда выходят резвиться монстры.
А я не хотела для Синрика быть монстром, каким стала для Ларри. Аналогия несправедливая, но я устала, и не физически, потому что поспала, а эмоционально. И еще я гадала, куда подевался Брайс – не потому, что хотела спасения от разговора с Синриком, а потому что этих гадов надо прищучить до захода солнца.
Синрик сжал мне руку, чуть встряхнул:
– Ты очень глубоко задумалась. И не обо мне.
У меня хватило такта смутиться, но врать я не стала.
– Я думала, когда же за мной заедут отвезти на это веселье.
– Ты знаешь, как я каждый раз пугаюсь, когда ты едешь работать с полицией.
– Знаю, – кивнула я.
Мы еще раз переглянулись, продолжая держаться за руки. Чуть на расстоянии.
– И я ничего не могу сделать, чтобы ты не поехала.
– Ничего, – вздохнула я.
– А обнять тебя можно?
Я посмотрела удивленно – слишком резкая смена темы.
– Обними, конечно. В смысле, отчего нет?
– Я думал, мы ссоримся, и еще ты стала очень серьезна, совсем по-рабочему.
– Я не думала, что мы ссоримся.
– Мы оба задумывались насчет поссориться, – улыбнулся он.
И я тоже слегка улыбнулась:
– Задумывались, это да.
– Но не будем? – спросил он.
– Наверное, нет.
Он стал серьезен, потянул меня за руку чуть ближе к себе.
– Не пойми меня неправильно, Анита, но почему мы не ссоримся?
Я заметила, что он не привлек меня к себе, оставил несколько дюймов дистанции, чтобы я сама могла решить, хочу я ее сократить или нет. За этот год он понял, чего не надо делать. Проблема в романах со мной как раз в том, что надо делать – так это сформулировал один из моих бывший бойфрендов.
Я приблизилась, сократив дистанцию. Осталась стоять почти так же, как раньше, глядя на него снизу вверх, в объятии его рук, но мои ладони лежали у него на талии, сохраняя последние доли дюйма дистанции.
– Я не хочу ссориться, – сказала я.
– И я тоже, – ответил он.
– Ну и хорошо, – кивнула я.
– Ты перестанешь ходить на родительские собрания?
– Ага.
– И перестанешь шарахаться от нашей разницы в возрасте?
Тут я засмеялась и покачала головой:
– Я тебя на двенадцать лет старше, Син.
– Я знаю.
– Но дело не только в абсолютной разнице, а еще и в том, кому сколько лет. Тебе восемнадцать, мне на двенадцать больше. Мне тридцать, тебе восемнадцать. И это очень большая разница.
– Ты сказала, что мне можно тебя обнять, – сказал он.
– Можно.
Он посмотрел вниз, где мои руки сохраняли между нами разделенность.
– Не без применения силы, а ты этого не любишь. От меня, по крайней мере.
Я завела руки ему за спину – медленно, неохотно, ощущая твердость его тела и мягкость кожи, так что непонятно, мускулистое это тело и твердое или же мягкое и нежное. Вот такой он – и то, и другое.
Его руки медленно сжались, притягивая меня к нему. Я пустила пальцы по его спине, поглаживая позвонки, широчайшие мышцы спины, образующие под кожей подобие крыльев, – так и кажется, еще поработать с железом – и ангельские крылья выступят из-под кожи, взлетев над плечами оперенной мечтой. Один из моих любовников – скорее друг-партнер по траху – был королем лебедей, оборотнем-лебедем. И я знала, как ощущается секс посреди перьев и сильных крыльев, но Сину не нужны были крылья, чтобы выделяться среди других. Я обняла его торс, прильнула щекой к голой груди, ощущая тепло его кожи, и вот этого было мало. Он – тигр моего зова, мой синий тигр, и не только к нему как таковому была я привязана, потому что из-за многих метафизических моментов я могу к себе привязать кого-то ровно в той степени, в которой хочу быть привязана к нему сама. Моя сила – обоюдоострый клинок, и ранить я могу лишь настолько глубоко, насколько согласна быть ранена сама.
Син обвил меня руками, притянул к себе, и я не мешала ему. Разрешила себе стать маленькой и прильнуть к его высокой фигуре, и он меня обнимал крепко, радуясь тому, что пусть я главная-преглавная, в конечном счете он больше меня, и никакие годы этого не изменят. Когда-нибудь ему будет двадцать, но все равно я буду на шесть дюймов ниже, и могу признать (по крайней мере, молча про себя), что быть меньше – это не всегда плохо.
Он обнял меня крепко и прошептал, уткнувшись в мои волосы:
– Поцеловать тебя можно?
– А зачем спрашивать? Почему не попробовать?
– Потому что ты в том настроении, когда каждую минуту тебе хочется чего-то другого.
– Боже мой, вот так со мной трудно?
– Вот так интересно.
– Дипломатично сказано.
– Хочу тебя поцеловать.
– Да, – ответила я.
– Что да?
– Да, – повторила я и встала на цыпочки, опираясь на его грудь. Он понял намек и наклонился ко мне. Мы поцеловались – мягкое касание губ.
Он отодвинулся, глядя мне в лицо. Я хотела спросить, что не так, но, видимо, его устроило то, что он увидел, потому что он снова меня поцеловал, скользнув пальцами в волосы, и поцелуй из целомудренного перешел в ласку губ и языка, а потом Син тихо застонал, и вдруг его руки на моем теле стали жадными. Он напомнил мне, что у него сила больше человеческой, и это одна из причин, по которым ликантропам не разрешают играть с людьми – они слишком хрупкие. Пальцы оборотня вдавились мне в бицепс, оставляя синяки, и будь я по-человечески хрупка, синяками бы могло не ограничиться, но я не человек, а иногда мне нравится грубая ласка. Сдавливание, боль, – они вырвали у меня изо рта тихий стон, заставили прижаться плотнее. У него тело было твердым, и я снова вскрикнула, еще сильнее прижавшись.
– Анита!
Он прорычал это мне в губы, и ощущение просыпающегося в нем зверя вспыхнуло у меня на коже, как теплая, почти горячая жидкость, растекающаяся по всему телу.
– Господи, – выдохнула я, и мелькнула во мне тигрица, огромный сине-черный зверь, поднимающийся ему навстречу.
Раздался подчеркнуто громкий кашель и стук в дверь. Мы резко обернулись на звук. У Натэниела был извиняющийся вид:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});